Рубрика «Лучшее из лучшего» будет включать в себя самые успешные стихотворения, романы, рассказы, пьесы и другие произведения литературных гениев прошлых веков, прочитав их, вы будете лучше понимать личность автора, и поймете, близки ли вы к его творчеству.
Сегодня я буду писать об Иосифе Бродском (1940-1966) — русский и американский поэт, публицист, переводчик, получивший Нобелевскую премию по литературе (1987). Многие из нас знают этого великого человека, но не очень знакомы с его творчеством, поэтому. Лучшие стихотворения Иосифа Бродского:
Пилигримы
Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
Я вас любил. Любовь еще.
Я вас любил. Любовь еще (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Все разлетелось к черту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее: виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Черт! Все не по-людски!
Я вас любил так сильно, безнадежно,
как дай вам Бог другими — но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит — по Пармениду — дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться — «бюст» зачеркиваю — уст!
Одиночество
Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.
Postscriptum
Как жаль, что тем, чем стало для меня
твоё существование, не стало
моё существование для тебя.
…В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения… Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
И вечный бой.
И вечный бой.
Покой нам только снится.
И пусть ничто
не потревожит сны.
Седая ночь,
и дремлющие птицы
качаются от синей тишины.
И вечный бой.
Атаки на рассвете.
И пули,
разучившиеся петь,
кричали нам,
что есть еще Бессмертье.
. А мы хотели просто уцелеть.
Простите нас.
Мы до конца кипели,
и мир воспринимали,
как бруствер.
Сердца рвались,
метались и храпели,
как лошади,
попав под артобстрел.
. Скажите. там.
чтоб больше не будили.
Пускай ничто
не потревожит сны.
. Что из того,
что мы не победили,
что из того,
что не вернулись мы.
Сонет
Переживи всех.
Переживи вновь,
словно они – снег,
пляшущий снег снов.
Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.
Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех.
Часть 1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Часть 2
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат…
На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
Часть 3
В ночь, когда Мамай залег с ордою
В темном поле были мы с Тобою, —
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуно’чи тучей возносилась
И вдали, вдали о стремя билась,
И, чертя круги, ночные птицы
А над Русью тихие зарницы
Орлий клёкот над татарским станом
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
И когда, наутро, тучей черной
Был в щите Твой лик нерукотворный
Часть 4
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали’…
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне…
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моем,
И падают светлые мысли,
Сожженные темным огнем…
«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи!»
Вздымается конская грива…
За ветром взывают мечи…
Часть 5
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!
Анализ цикла стихотворений «На поле Куликовом» Блока
Поэт-символист А. Блок – ключевая фигура русской поэзии начала XX века. На протяжении всей жизни его взгляды кардинально менялись, что неизменно отражалось в творчестве. Революция 1905 г. оказала большое влияние на мировоззрение Блока. Революционные убеждения поэта были серьезно поколеблены ужасом от кровавых событий. Он переосмысливает свой взгляд на историю и судьбу России. Результатом этого становится патриотический цикл «Родина», который включает в себя стихотворение «На поле Куликовом» (1908 г.).
Центральный образ произведения – Куликовское поле, ставшее символом героической победы объединенного русского войска над ненавистной Золотой Ордой. Эта победа, в конечном счете, привела к окончательному избавлению от татаро-монгольского ига. Также она способствовала объединению Руси и созданию единого Московского государства. В более широком смысле Куликовская битва считается победой добра над злом.
В начале стихотворения Блок дает общую картину героического прошлого своей страны. Русь ассоциируется у поэта с образом «степной кобылицы», которая никогда не прекращает свой стремительный бег. Постоянные набеги кочевников приводят к тому, что русские воины проводят большую часть жизни в седле с оружием в руках. Центральная фраза, отражающая это состояние, стала крылатой – «Покой нам только снится».
Блок не описывает саму битву, для него больше важна подготовка к ней, стремление воинов отдать жизнь за свободу и независимость своей Отчизны. Во второй части Блок вводит пророческое замечание лирического героя – «Долго будет родина больна». Автор расширяет описание исторического события до масштабного анализа всей русской истории. Победа на Куликовском поле и свержение ига не принесут покоя русским людям. Еще неоднократно Россия будет находиться в условиях смертельной опасности, исходящей от внешних и внутренних врагов.
В центральной части цикла появляется символ Богородицы, олицетворяющей собой главную защиту России. Ее незримое присутствие придает воинам силы в решающей битве. Священный свет «лика нерукотворного» побеждает тьму и мрак, наполняет сердца мужеством и отвагой.
В финале Блок описывает современное ему состояние России. Революционные настроения он воспринимает с огромной тревогой, они напоминают ему разгорающийся вдалеке «широкий и тихий пожар». Над Куликовским полем вновь собираются тучи. Вторжение темных сил должно вот-вот состояться. Автор надеется, что священные заветы предков помогут русским людям одержать победу над очередным врагом. Залогом победы он считает обращение к вере и заканчивает произведение призывом: «Молись!»
Спаси и сохрани
Все грехи свои земные
Соберу в льняной мешок,
На спине его, сгибаясь,
Показать полностью.
Поднесу я к алтарю.
Но холме стоит церквушка,
А над нею купола,
Я склоню свою всю душу
К образам и ангелам.
Ты прости, Всевышний Боже,
Мои грязные грехи,
Я пришла сегодня , Боже,
Исповедаться к тебе.
Пред иконой на коленях,
По щеке течёт слеза,
Я смотрю на пламя свечки –
Исцеляется душа.
Подошёл ко мне священник,
Посмотрел в мои глаза,
И священною водою
Окрестил божье дитя.
Помолюсь я пред иконой,
Опустив свои глаза,
Не забудь меня ты, Боже,
И прошу спаси меня.
29.10.08
Мне нравится деревьев стать, Июльских листьев злая пена. Весь мир в них тонет по колено. В них нашу молодость и стать Мы узнавали постепенно. Мы узнавали постепенно, И чувствовали мы опять, Что тяжко зеленью дышать, Что сердце, падкое к изменам, Не хочет больше изменять. Ах, сердце человечье, ты ли Моей доверилось руке?
Показать полностью. Тебя как клоуна учили, Как попугая на шестке. Тебя учили так и этак, Забывши радости твои, Чтоб в костяных трущобах клеток Ты лживо пело о любви. Сгибалась человечья выя, И стороною шла гроза. Друг другу лгали площадные Чистосердечные глаза. Но я смотрел на все без страха, — Я знал, что в дебрях темноты О кости черствые с размаху Припадками дробилось ты. Я знал, что синий мир не страшен, Я сладостно мечтал о дне, Когда не по твоей вине С тобой глаза и души наши Останутся наедине. Тогда в согласье с целым светом Ты будешь лучше и нежней. Вот почему я в мире этом Без памяти люблю людей! Вот почему в рассветах алых Я чтил учителей твоих И смело в губы целовал их, Не замечая злобы их! Я утром встал, я слышал пенье Веселых девушек вдали, Я видел — в золотой пыли У юношей глаза цвели И снова закрывались тенью. Не скрыть мне то, что в черном дыме Бежали юноши. Сквозь дым! И песни пели. И другим Сулили смерть. И в черном дыме Рубили саблями слепыми Глаза фиалковые им. Мело пороховой порошей, Большая жатва собрана. Я счастлив, сердце, — допьяна, Что мы живем в стране хорошей, Где зреет труд, а не война. Война! Она готова сворой Рвануться на страны жилье. Вот слово верное мое: Будь проклят тот певец, который Поднялся прославлять ее! Мир тяжким ожиданьем связан. Но если пушек табуны Придут топтать поля страны — Пусть будут те истреблены, Кто поджигает волчьим глазом Пороховую тьму войны. Я призываю вас — пора нам, Пора, я повторяю, нам Считать успехи не по ранам — По веснам, небу и цветам. Родятся дети постепенно В прибое. В них иная стать, И нам нельзя позабывать, Что сердце, падкое к изменам, Не может больше изменять. Я вглядываюсь в мир без страха, Недаром в нем растут цветы. Готовое пойти на плаху, О кости черствые с размаху Бьет сердце — пленник темноты.
Александр Александрович Блок
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь.
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль.
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль.
И нет конца! Мелькают версты, кручи.
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь.
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
7 июня 1908
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат.
На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
8 июня 1908
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты,
В темном поле были мы с Тобою,-
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуночи тучей возносилась
Княжеская рать,
И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали.
А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня
Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
14 июня 1908
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали.
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне.
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моем,
И падают светлые мысли,
Сожженные темным огнем.
«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи!»
Вздымается конская грива.
За ветром взывают мечи.
31 июля 1908
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал.- Молись!
23 декабря 1908
Содержание
- 1 Стихотворение 1. «Река раскинулась. Течёт, грустит лениво…»
- 2 Стихотворение 2. «Мы, сам-друг, над степью в полночь стали…»
- 3 Стихотворение 3. «В ночь, когда Мамай залёг с ордою…»
- 4 Стихотворение 4. «Опять с вековою тоскою…»
- 5 Стихотворение 5. «Опять над полем Куликовым…»
В оригинале повествование ведётся от лица древнерусского воина.
Стихотворение 1. «Река раскинулась. Течёт, грустит лениво…» [ ред. ]
Древнерусский воин стоял на берегу реки и размышлял о будущем.
Ему предстоял долгий путь, он был призван защищать от татар Русь, которую сравнивал со своей женой.
Воин не боялся этого долгого и тоскливого пути через степь. Всё равно русское войско домчится сквозь ночь, и начнётся битва.
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнёт ковыль…
Степная кобылица олицетворяет время и человеческую жизнь. Она мчится сквозь тучи в кровавом закате.
Стихотворение 2. «Мы, сам-друг, над степью в полночь стали…» [ ред. ]
Русское войско подошло к реке Непрядве, пути назад уже нет. За рекой стояла «поганая орда». Будущее виделось русскому воину тёмным, мрачным. Друг посоветовал ему наточить поострее свой меч, «чтоб недаром биться с татарвою, за святое дело мёртвым лечь».
Воин понимал, что он не первый и не последний встал на защиту Родины — родная земля долго будет «больна» войной. Воин просил, чтобы в случае гибели его помянула «за раннею обедней» Родина — «светлая жена».
Стихотворение 3. «В ночь, когда Мамай залёг с ордою…» [ ред. ]
Ночью перед Куликовской битвой, «перед Доном тёмным и зловещим, средь ночных полей», воин чувствовал, что он не один. Своим «сердцем вещим» он слышал голос Богородицы.
Оплаканные матерями княжеские воины остановились перед Непрядвой. Атмосфера была тревожная. Над Русью пылали «тихие зарницы», а «над татарским станом» слышался орлиный клёкот, сулящий беду.
Под утро река Непрядва окуталась туманом, и из тумана к воину тихо вышла Богородица в излучающих свет одеждах. Она дотронулась до меча и кольчуги воина. Когда рассвело, и начался бой, воин увидел, что на его щите появился нерукотворный лик Богородицы.
Стихотворение 4. «Опять с вековою тоскою…» [ ред. ]
Началась Куликовская битва.
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
Сердце воина наполнилось тоскливыми предчувствиями. Он вслушивался в звуки битвы, «трубные крики татар», и ему виделся большой пожар над Русью. Светлые мысли исчезали из его растерзанного сердца, «сожжённые тёмным огнём».
Воин воззвал к Богородице и попросил её вернуть в его душу свет. Но услышал лишь звон мечей.
Стихотворение 5. «Опять над полем Куликовым…» [ ред. ]
Над полем Куликовым снова поднялась мгла и затмила «грядущий день». Куликовская битва — только «начало высоких и мятежных дней».
Грома битвы уже не слышно, но «не может сердце жить покоем», и воины снова наденут тяжёлые доспехи, чтобы защищать Родину.
| ← На поле Куликовом | На поле Куликовом — Река раскинулась. Течёт, грустит лениво… автор Александр Блок (1880—1921) |
На поле Куликовом, 2 («Мы, сам-друг, над степью в полночь стали…») → |
| Из цикла « Родина ». Источник: Серебряный век: Блок. Стихотворения 1908. |